Материал из Википедии — свободной энциклопедии Карни́з (от греч. κορωνίς) — выступающий элемент внутренней и внешней отделки зданий, помещений, мебели. В архитектуре карниз отделяет плоскость крыши от вертикальной плоскости стены, или разделяет плоскость стены по выделенным горизонтальным линиям. В ордерной архитектуре карниз — венчающая часть антаблемента, находящаяся над фризом и архитравом. Ордерный карниз резко выходит вперёд и нависает над остальными частями антаблемента, защищая их от осадков. Основой карниза служит выносная плита. Нижняя часть плиты снабжена прямоугольными выступами — мутулами. Архитектурная деталь в виде небольшого карниза или карниза с фронтоном разнообразных форм (треугольных, овальных и сложных композиций) над оконным, дверным проёмом или нишей называется сандриком[1]. Карниз в виде полосы, расчлененной на несколько продольных выступов и впалостей (т. е. профилированной), называется также гезимсом (гзымсом)[2]. Эта форма служит для обрамления тех или других частей сооружения, для перехода от одной части к другой, для маскирования расчленений пространства стены и т. п. и находит себе многостороннее применение как в каменных, так и в деревянных постройках, например, при основании стены (плинтус), вверху стены, непосредственно под крышей (главный карниз, или гезимс), для обозначения этажей, в виде наличников у окон, дверей, ворот и т. д. Профили карнизов в различных стилях мебели, равно, как и в архитектурных стилях, различны. Так, в английском классицизме было принято украшать мебельные карнизы орнаментом из листьев[3]. История возникновения карниза. Карниза биография
Карниз — Википедия (с комментариями)
См. также
Напишите отзыв о статье "Карниз"
Примечания
Литература
Отрывок, характеризующий Карниз
Познав чрез опыты, каков Багратион, Не смеет утруждать Алкидов русских боле…» Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже. Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном. Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие. Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет. – Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
Карни́з (от греч. κορωνίς – кривой) — выступающий элемент внутренней и внешней отделки зданий, помещений, мебели. В архитектуре карниз отделяет плоскость крыши от вертикальной плоскости стены, или разделяет плоскость стены по выделенным горизонтальным линиям.
В ордерной архитектуре карниз — венчающая часть антаблемента, находящаяся над фризом и архитравом. Ордерный карниз резко выходит вперед и нависает над остальными частями антаблемента, защищая их от осадков. Основой карниза служит выносная плита. Нижняя часть плиты снабжена прямоугольными выступами — мутулами.
Архитектурная деталь в виде небольшого карниза или карниза с фронтоном разнообразных форм (треугольных, овальных и сложных композиций) над оконным или дверным проёмом называется сандриком.
Карниз – верхняя часть антаблемента, предназначенная для защиты стен от дождя; во всех ордерах имеет трёхчастное деление на поддерживающую, свешивающуюся и венчающую. Основной частью его является свешивающаяся, называемая также выносной плитой, или слезниковым камнем. На нижней поверхности слезника делается выемка, называемая съёмцами, для прерывания потока дождевой воды.
Свешивающаяся часть имеет довольно большой вынос, достигая порой величины двух модулей. Нижняя поверхность её называется софитом. Вынос слезниковой плиты обеспечивает поддерживающая часть в виде консолей – модульонов.
Завершает карниз жёлоб – сима с отверстиями для сброса дождевой воды, которые выполнялись в виде львиных голов или розеток. Впоследствии жёлоб превратился в архитектурный элемент, который называется венчающим карнизом. Карниз, имеющий небольшой вынос, именуется пояском.
Карниз в технической типологии здания — это выпуклый элемент внешней отделки сооружения или дома. В архитектуре карнизы разделяют плоскости крыш от вертикальных плоскостей стен.
Карниз деревянного дома изготавливают из дерева и подшивают вагонкой. Карнизы могут быть:
Карнизы разделяются по виду материала: из дерева(деревянные), кирпича, мрамора и т.д.
Деревянные карнизы крыш нашли широкое применение с деревянном домостроении. Подшивают деревянный карниз крыши вагонкой или обрезной доской по стропилам, по окончанию монтажных работ по кровле. Иногда в карнизе устраивают вентиляционные отверстия, для циркуляции воздуха.
По материалам Википедии
Комнатные карнизы служат для оформления перехода от плоскости стены к потолку и изготовляются из известково-алебастрового раствора вытягиванием шаблоном.
В ордерной архитектуре карниз — венчающая часть антаблемента, находящаяся над фризом и архитравом. Ордерный карниз резко выходит вперед и нависает над остальными частями антаблемента, защищая их от осадков. Основой карниза служит выносная плита. Нижняя часть плиты снабжена прямоугольными выступами — мутулами.
Архитектурная деталь в виде небольшого карниза или фронтона с карнизом разнообразных форм (треугольных, овальных и сложных композиций) над оконным или дверным проёмом называется сандриком.
Карнизом также называют планки различных форм, использующиеся для подвешивания штор.
Основная, практичная функция карниза – закрыть угол стыка конструктивных элементов здания. При этом карниз создаёт световые переходы, и основной эффект от применения карниза становится эстетически значимым.
Карниз – основа, база классической архитектуры. Основных профилей карнизов насчитывается всего 14, а предлагаемое компаниями разнообразие – модификации и вариации на тему классических, проверенных веками форм.
Основные виды карнизов:
Профили карнизов можно также разделить по функции, которую они выполняют в архитектурном ансамбле здания.
Венчающие карнизы устанавливаются под козырёк крыши: первоначально, основной функцией таких карнизов был сбор дождевой воды, чтобы она не лилась с крыши по всему её периметру. Сейчас функция венчающего карниза больше эстетическая: он необходим для создания эффекта монументальности здания.
Поддерживающий карниз сконструирован таким образом, чтобы держать значительный вес расположенного выше конструктивного элемента здания.
Соединяющие, разделяющие и цокольный карнизы не способны выдерживать большой вес и выполняют функцию создания визуальных зон и таким образом значительно влияют на общее эстетическое восприятие здания. Карнизы выполняют как прагматическую функцию, так и эстетическую.
К примеру, цокольный карниз не просто закрывает стык между стеной и откосом, но служит визуальной опорой для веса стены здания, сглаживает резкость прямого угла между двумя поверхностями, завершает поверхность стены относительно откоса.
карниз венчающий | карниз межэтажный | карниз цокольный |
карниз межэтажный (тип2) | карниз цокольный с капельником | карниз венчающий широкий |
Таким образом, карнизы разделяют плоскости и поверхности здания как внутри, так и снаружи. Также, они создают иерархию и направляют внимание смотрящего к основным элементам для создания предусмотренного архитектором эффекта – то есть, артикулируют структуру здания.
Карниз в готической архитектуре
В классической архитектуре всякий ордер с колоннами обязательно завершался антаблементом, состоявшим из архитрава, фриза и карниза. Как мы уже видели, романские архитекторы покончили с этой традицией, и готические архитекторы принимают эту романскую реформу: они никогда не допускают применения антаблемента над колоннами.
Внутри зданий они отмечают пояском уровень подоконников и пол галерей; снаружи они подчеркивают отступы стен скатами для отвода воды. Карниз же, в подлинном его значении, они сохраняют для завершения фасадов.
Карниз без желоба. — Романский карниз сводится к выступающему ряду, обычно в виде плиты на консолях, которая как бы отдаляла от поверхности стен край крыши, откуда стекала вода; романский карниз не имел желоба. Такое построение карниза без желоба сохранилось в течение всего средневековья в тех зданиях, которые строились экономно; лишь очертания карниза меняются от одной эпохи к другой.
На рисунке ниже изображен профиль карниза в виде выкружки с модильонами, применявшегося весьма часто в XIII в. Это завершение здания, не служащее для отвода воды, представляет точную копию романского карниза.
Около 1220 г. (в Реймском соборе) мы встречаем первый образец очертаний слезника. На рисунке (поз. В) приведен профиль карниза, увенчивающего капеллы абсид Реймского собора. Здесь свинцовые листы кровли обрываются у плиты карниза, продолжающей скат крыши; эта плита выступает вперед, что, по мнению Виллара де Гоннекур, сделано для того, чтобы можно было обходить вокруг здания.
Карниз с желобом и устройство его водостоков. — Желоб, не применявшийся в романскую эпоху, вновь появляется только к 1230 г. Его ребро образует слезник и в профиль имеет вид, показанный на рис. выше — поз. С. Водосточные устья, очевидно, служат для удаления дождевой воды из русла желоба. Эти приспособления для отвода воды появляются одновременно с желобчатыми карнизами и с самого начала сильно выступают от края крыши для того, чтобы отвести воду возможно дальше от основания стен. Иногда такие водостоки ответвляются непосредственно от желоба карниза см. рис. ниже). Насколько возможно, эти водостоки относят к наиболее выступающим точкам здания, т. е. на край контрфорсов; приняв такое устройство, начали придумывать, как лучше подвести отводный желоб для воды через контрфорс к водосточным устьям. В начале XIII в. этот желоб проходит по оси контрфорса (см. поз. А рис. выше), что вызывает сырость, вредную для каменной кладки. В течение XIII в. стараются избегать этого опасного приема, — желоба тянутся по бокам контрфорса вплоть до водосточных устьев. Кладка и профиль. — Карниз состоит в различных случаях из одного, двух или трех рядов кладки. Мало выступающие карнизы или карнизы, имеющие вид простого пояса (рис. ниже, поз. В), состоят из одного слоя кладки, заканчивающегося слезником. Если нужно получить более сильный откос, карниз расчленяют на плиту (Д К), образующую слезник, и на поддерживающую плиту в виде выкружки, усиливающей выступ. Когда необходим еще больший откос, применяют два поддерживающих ряда (G, башни собора Парижской Богоматери). На рисунке ниже показаны последовательные видоизменения профилей карниза, начиная с простого профиля (А), бывшего в употреблении на исходе романского периода, и кончая чрезвычайно сложными профилями последних лет готического искусства.
| ||||||
Карниз С — еще почти романский; карниз D, с сильным и резким профилем, не перегруженный деталями, относится к началу XIII в.; изломанный профиль Е принадлежит середине XIII в.; профиль R — XV и XVI вв. Профиль F взят с внутреннего пояска XIII в. Внутренние пояски, которые не служат для отвода дождевой воды, никогда не профилируются в виде слезника; а когда они расположены так, что видны снизу, их высоту увеличивают с целью компенсировать оптическое сближение их линий. Пример F заимствован из нефа Амьенского собора.
Скульптурные украшения. — Согласно принципу, применение которого мы проследили на готической капители, каждый слой карниза обработан самостоятельным скульптурным мотивом. В начале XIII в. каждый ряд выкружки украшен завитками, заканчивающимися почкой (D), в середине XIII в. завитки заканчиваются гирляндой развернувшихся листьев (Е), в XIV в. — гирляндой тонко вырезанной листвы.
Скульптурные изображения растений на выкружке карниза, как и на корзинке капители, как бы повторяют закономерное развитие живого растения. Устья водостоков, представляющие необходимую принадлежность карнизов с желобами, обычно украшаются фантастическими фигурами, которые должны изображать адских чудовищ, летающих вокруг святилища.
В XV в. украшения стали делать в виде масок, искаженных гримасами, а часто в виде сатирических эмблем. Наконец, нередко желоб карниза украшен по краю балюстрадой, каменным ажурным парапетом. Желоб карниза не только служит для собирания дождевой воды, но и представляет как бы галерею, по которой можно обходить кругом крыши. Для этого и устраивался парапет. Поэтому эта деталь встречается только там, где устроены карнизы с отводными желобами для воды; в руках архитекторов XIII в. парапеты становятся декоративным элементом исключительного изящества.
tehlib.com
Самый большой карниз фасада — главный, венчающий карниз. Остальные карнизы принимают название объема, на котором они применены: карниз мезонина, карниз слухового окна, карниз апсиды, карниз галереи.
Карниз, выпуск, увенчание, венец — архитектурный элемент в верхней части стены. В ордерной системе является частью антаблемента, но термин может употребляться и в значении антаблемент. В этом случае он приобретает приоритетное право применения в случае неполного антаблемента, когда архитрав отсутствует (рис. 1221, 1222).
Антаблемент, антаблеман, отбор, обвершка — венчающая часть ордера, горизонтальная, с опорой на колонны. Разделяется на три части: карниз (рис. 1220.1), фриз, поле (рис. 1220.2), архитрав, переклад, (рис. 1220.3).
Карниз, антаблемент может быть наружным (фасадным ) или внутренним (интерьерным). Наружный карниз может носить также название гзимс, гзымс. Гзимс также может иметь значение части карниза, его отдельного элемента или, по терминологии XVII — XIX вв., — члена карниза.
Наружные карнизы предназначены для защиты стены от атмосферных осадков, подразделяются на софитные и ступенчатые. Софитные — (рис. 1220, 1221)— с развитой выносной частью, выдержанные в классицистических традициях даже в тех случаях, когда ордер отсутствует. Ступенчатые карнизы традиционно восходят к карнизам XVII в., делаются из простого или частью профилированного лекального кирпича, обладают незначительным выносом (рис. 1223). Наружные карнизы софитного типа состоят из двух главных частей: поддерживающая часть, поддерживающий гзимс (рис. 1221.1) и венчающая часть (свес, относ, венчающий гзимс, спуск, вынос, карнизная плита, свешивающаяся часть, выносной элемент, висячая часть (рис. 1221.2). Поддерживающая — нижняя часть карниза, венчающая, выносная — верхняя. В монументальных, развитых карнизах, особенно при наличии ордера, карниз содержит еще и промежуточную часть — слезник, корона (рис. 1220.4).
В состав слезника входят капельник (рис. 1220.5) и выемка (рис. 1220.6) (съемец), которые составляют софит карниза. При отсутствии слезника софитом называется нижняя плоскость венчающей части.
Карнизы могут быть простыми (рис. 1222)и сложными (рис. 1220, 1221). Сложные в своем составе содержат модульоны (рис. 1220.7), модильоны, модиллионы, плоские модульоны первой половины XIX в. — мутулы (рис. 1221.3) и дентикулы (рис. 1220.8), зубцы, зубчики. Пространство между дентикулами — выемка, промежуток (рис. 1220.9).
По материалу карнизы могут быть белокаменными, кирпичными (или комбинированными, в верхней части которых — известняк, в нижней — кирпич), деревянными и штукатурными (тянутыми либо лепными). В кирпичных карнизах устраивались угловые белокаменные блоки — для прочности конструкции, профилировка которых в то же время служила маяками для последующего оштукатуривания кирпичной части карниза.
Рис. 1220. Наружный сложный карниз XVIII в., гзимс, антаблемент: 1 — карниз; 2 — фриз, поле; 3 — архитрав, переклад; 4 — слезник, корона; 5 — капельник; 6 — съемец, выемка; 7 — модульон, модильон, модиллион; 8 — зубец, зубчик, дентикул; 9 — промежуток, выемкаРис. 1221. Наружный карниз (первая половина XIX века): 1 — поддерживания часть, поддерживающий гзимс; 2 — венчающая часть, венчающий гзимс, спуск, свес, относ, вынос, карнизная плита, висячая часть, выносной элемент; 3 — мутул, плоский модульонРис. 1222. Простой софитный карниз Рис. 1223. Карниз ступенчатый Рис. 1224. Карниз деревянный в каменной стене: ] — палец; 2 — кобылка Рис. 1225. Софитный карниз (интерьерный) Рис. 1226. Галтельный карниз (интерьерный) Рис. 1227. Галтель в четвертях (интерьерный)Рис. 1228. Галтель с фризом (интерьерный) Рис. 1229. Внутренний антаблемент, внутренний карниз: 1 — поддерживающая часть; 2 — венчающая часть; 3 — слезник, корона; 4 — капельник; 5 — съемец, выемкаРис. 1230. Паддуга натуральная, реальная Рис. 1231. Паддуга ложная Рис. 1232. Останов Рис. 1233. Деревянный прибивной карниз, деревянная галтельВ конструкции кирпичного и белокаменного карниза может быть применено полосовое железо, связи. В конструкции деревянного карниза основные элементы — палец (рис. 1224.1)(горизонтальный, крепимый к стене) и кобылка (наклонная, крепимая к стропилам, рис. 1224.2).
Отдельные элементы профилировки — обломы, профили. Самый большой карниз фасада — главный, венчающий карниз. Остальные карнизы принимают название объема, на котором они применены: карниз мезонина, карниз слухового окна, карниз апсиды, карниз галереи.
В наклонных сторонах фронтона обычно полный карниз, соответствующий венчающему, в горизонтальной части — неполный карниз.
Внутренние карнизы подразделяются на штукатурные, деревянные прибивные и рисованные по бумаге. Штукатурные, в свою очередь, бывают софитные (в ордерных традициях, но ордерной схеме) (рис. 1225, 1229) и галтельные (рис. 1226) (в основе — крупная выкружка). Разновидности: галтель в четвертях (рис. 1227), галтель с фризом (рис. 1228).
Как и наружный, внутренний карниз софитного типа содержит в своем составе поддерживающую (рис. 1229.1)и венчающую части (рис. 1229.2), может содержать слезник (корону) (рис. 1229.3), капельник (рис. 1229.4), съемец (выемку) (рис. 1229.5). Главный признак софитного карниза — софит. Галтель больших размеров называется паддугой; паддуга натуральная, реальная (рис. 1230) — и сводчатых помещениях, паддуга ложная (рис. 1231) — при плоских перекрытиях, когда галтель имитирует подъем свода.
Остановами (рис. 1232) называются утолщения в тех случаях, когда пространственная ситуация требует резко оборвать карниз: при подходе к проемам, на лестницах.
Деревянный прибивной карниз (деревянная галтель) представляет собой либо наличник, либо перевернутый плинтус, применяется в деревянных домах, как в парадных, так и в жилых комнатах в тех случаях, когда окантованная поверхность сруба и потолок — не отделаны (рис. 1233).
art-con.ru
Сегодня все мы привыкли к тому, что шторы в наших домах вешаются на элегантные современные карнизы. Мы уже не удивляемся тому, что открывать и закрывать шторы мы можем нажатием одной лишь кнопки на пульте дистанционного управления. А ведь карнизы не всегда были такими, какими мы знаем их сейчас. Это изделие прошло долгую историю революцию со времен древних империй… Наши самые далекие предки, которые жили в Древней Греции, Египте и Риме жили в помещениях, которые не имели окон как таковых: свет в них попадал через внутренние дворики. Позднее зодчие начали делать в стенах специальные узкие щели для поступления дневного света. Вместе с этим нововведением возникла необходимость каким-то образом закрывать эти окна. Первоначально узкие проемы прикрывались шкурами животных, а в дальнейшем на смену им пришли всевозможные ткани. Конечно, такие прообразы штор необходимо было как-то закреплять над оконным проемом: так и возникла необходимость в карнизе. Первыми карнизами служили простые деревянные палки, через которые перекидывали шкуры и ткани, защищавшие «окно» от солнца и дождя. Гораздо позднее – в ХVII веке оконные проемы в домах и замках приобрели внушительные размеры. Появились металлические кованые карнизы для тяжелых штор, которые украшали залы дворцов. Карнизы приобретают причудливые формы, у них появляются фигурные наконечники в виде растений, голов животных и т.д. Также популярностью пользовались резные деревянные ламбрекены. Уже в ХХ веке с изобретением пластика вопрос универсальности и ценовой доступности карнизов был поднят на новый уровень. Пластик, который может имитировать любой материал, будь то дерево и металл, позволил производителям карнизов удовлетворять любые декоративные и ценовые пожелания потребителей. Сегодня, глядя на свой карниз, вспомните, какую долгую историю развития прошло это изделие. А ведь это – обыкновенная горизонтальная планка, и даже не ультратехничный мобильный телефон, которому всего каких-то 20-30 лет…
www.axa-decor.ru
Карни́з (от греч. κορωνίς) — выступающий элемент внутренней и внешней отделки зданий, помещений, мебели. В архитектуре карниз отделяет плоскость крыши от вертикальной плоскости стены, или разделяет плоскость стены по выделенным горизонтальным линиям.
В ордерной архитектуре карниз — венчающая часть антаблемента, находящаяся над фризом и архитравом. Ордерный карниз резко выходит вперёд и нависает над остальными частями антаблемента, защищая их от осадков. Основой карниза служит выносная плита. Нижняя часть плиты снабжена прямоугольными выступами — мутулами.
Архитектурная деталь в виде небольшого карниза или карниза с фронтоном разнообразных форм (треугольных, овальных и сложных композиций) над оконным, дверным проёмом или нишей называется сандриком[1].
Карниз в виде полосы, расчлененной на несколько продольных выступов и впалостей (т. е. профилированной), называется также гезимсом (гзымсом)[2]. Эта форма служит для обрамления тех или других частей сооружения, для перехода от одной части к другой, для маскирования расчленений пространства стены и т. п. и находит себе многостороннее применение как в каменных, так и в деревянных постройках, например, при основании стены (плинтус), вверху стены, непосредственно под крышей (главный карниз, или гезимс), для обозначения этажей, в виде наличников у окон, дверей, ворот и т. д.
Профили карнизов в различных стилях мебели, равно, как и в архитектурных стилях, различны. Так, в английском классицизме было принято украшать мебельные карнизы орнаментом из листьев[3].
ru-wiki.ru
- НУ, СМЕЛЕЕ, - повторил Кресснер. - Загляните в пакет.
Дело происходило на сорок третьем, последнем этаже небоскреба, в квартире-люкс. Пол был устлан рыжим с подпалинами ворсистым ковром. На ковре между изящным шезлонгом, в котором сидел Кресснер и обитой настоящей кожей кушеткой, на которой никто не сидел, выделялся блестящим коричневым пятном пластиковый пакет.
- Если это отступные, будем считать разговор оконченным, - сказал я. - Потому что я люблю ее.
- Деньги, да, но не отступные. Ну, смелее. Загляните. - Он курил турецкую сигарету в мундштуке из оникса; работали кондиционеры, и запах едва чувствовался. На нем был шелковый халат с вышитым драконом. Спокойный взгляд из-под очков - взгляд человека себе на уме. С этим все ясно: всемогущий, сказочно богатый, самоуверенный сукин сын. Я любил его жену, а она меня. Я был готов к неприятностям, и я их дождался, оставалось только узнать - каких.
Я подошел к пластиковому пакету и перевернул его. На ковер высыпались заклеенные пачки банкнот. Двадцатидолларовые купюры. Я присел на корточки, взял одну пачку и пересчитал. По десять купюр. Пачек было много.
- Здесь двадцать тысяч, - сказал он, затягиваясь.
Я встал.
- Ясно.
- Они ваши.
- Мне не нужны деньги.
- И жена в придачу.
Я молчал. Марсия меня предупредила. Это кот, сказала она. Старый и коварный. Ты для него мышка.
- Так вы, теннисист-профессионал, - сказал он. - Вот, значит, как вы выглядите.
- Разве ваши агенты не сделали снимков?
- Что вы! - Он отмахнулся ониксовым мундштуком. - Даже фильм отсняли - счастливая парочка в Бэйсайдском отеле. Камера снимала из-за зеркала. Но что все это, согласитесь, в сравнении с натурой.
- Возможно.
Он будет то и дело менять тактику, сказала Марсия. Он вынуждает человека обороняться. И вот ты уже отбиваешь мяч наугад и неожиданно пропускаешь встречный удар. Поменьше слов, Стэн. И помни, что я люблю тебя.
- Я пригласил вас, мистер Норрис, чтобы поговорить как мужчина с мужчиной. Непринужденный разговор двух цивилизованных людей, один из которых увел у другого жену.
Я открыл было рот, но потом решил промолчать.
- Как вам понравилось в Сан-Квентине? - словно невзначай спросил Кресснер, попыхивая сигаретой.
- Не очень.
- Три года, если не ошибаюсь. Кража со взломом - так, кажется, звучала статья.
- Марсия в курсе, - сказал я и сразу пожалел об этом. Он навязывал мне свою игру, от чего меня предостерегала Марсия. Я даю свечи, а он успешно гасит.
- Я позволил себе отогнать вашу машину, - сказал он, мельком взглянув в окно. Впрочем, окна как такового не было: вся стена - сплошное стекло. Посередине, тоже стеклянная, раздвижная дверь. За ней балкончик. Ну а за балкончиком - бездна. Что-то в этой двери меня смущало. Я только не мог понять что.
- Великолепное здание, - сказал Кресснер. - Гарантированная безопасность. Автономная телесеть - и все такое. Когда вы вошли в вестибюль, я отдал распоряжение по телефону. Мой человек запустил мотор вашей машины и отогнал ее на общественную стоянку в нескольких кварталах отсюда. - Он взглянул на циферблат модных настенных часов в виде солнца, что висели над кушеткой. Часы показывали 8.05. - В 8.20 тот же человек позвонит в полицию по поводу вашей машины. Не позднее 8.30 блюстители порядка обнаружат в багажнике запасную покрышку, а в ней шесть унций героина. У них возникнет большое желание познакомиться с вами, мистер Норрис.
Угодил-таки в капкан. Все, казалось бы, предусмотрел - и на тебе: влип как мальчишка.
- Это произойдет, если я не скажу моему человеку, чтобы он забыл о предыдущем звонке.
- Мне достаточно сообщить, где Марсия, - подсказал я. - Не могу, Кресснер. Не знаю. Мы с ней нарочно так договорились.
- Мои люди выследили ее.
- Не думаю. Мы от них оторвались в аэропорту.
Кресснер вздохнул и отправил дотлевающую сигарету в хромированную пепельницу с вращающейся крышкой. Все отработано. Об окурке и о Стэне Норрисе позаботились в равной степени.
- Вообще-то вы правы, - сказал он. - Старый трюк - зашел в туалет, и тебя нет. Мои люди были вне себя: попасться на такой крючок. Наверно, из-за его примитивности они даже не приняли его в расчет.
Я промолчал. После того как Марсия улизнула в аэропорту от агентов Кресснера, она вернулась рейсовым автобусом обратно в город, с тем чтобы потом добраться до автовокзала. Так мы решили. При ней было двести долларов - все мои сбережения. За двести долларов туристский автобус доставит тебя в любую точку страны.
- Вы всегда такой неразговорчивый? - спросил Кресснер с неподдельным интересом.
- Марсия посоветовала.
Голос его стал жестче:
- Значит, попав в лапы полиции, будете держаться до последнего. А когда в следующий раз наведаетесь к моей жене, вы застанете тихую старушку в кресле-качалке. Об этом вы не подумали? Насколько я понимаю, за шесть унций героина вы можете схлопотать сорок лет.
- Этим вы Марсию не вернете.
Он усмехнулся:
- Положеньице, да? С вашего позволения я обрисую ситуацию. Вы и моя жена полюбили друг друга. У вас начался роман... если можно назвать романом эпизодические ночные свидания в дешевых мотелях. Короче, я потерял жену. Зато заполучил вас. Ну а вы, что называется, угодили в тиски. Я верно изложил суть дела?
- Теперь я понимаю, почему она от вас устала, - сказал я. К моему удивлению, он расхохотался, даже голова запрокинулась.
- А знаете, вы мне нравитесь. Вы простоваты, мистер Норрис, и замашки у вас бродяги, но, чувствуется, у вас есть сердце. Так утверждала Марсия. Я, честно говоря, сомневался. Она не очень-то разбирается в людях. Но в вас есть какая-то... искра. Почему я и затеял все это. Марсия, надо полагать, успела рассказать вам, что я люблю заключать пари.
- Да.
Я вдруг понял, чем меня смутила раздвижная дверь в стеклянной стене. Вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову устроить чаепитие среди зимы на балконе сорок третьего этажа. Вот и шезлонг стоит в комнате. А ветрозащитный экран почему-то сняли. Почему, спрашивается?
- Я не питаю к жене особых чувств, - произнес Кресснер, аккуратно вставляя в мундштук новую сигарету. - Это ни для кого не секрет. И вам она наверняка сказала. Да и при вашем... опыте вам наверняка известно, что от хорошей жизни замужние женщины не прыгают в стог сена к заурядному профи по мановению ракетки. Но Марсия, эта бледная немочь, эта кривляка, эта ханжа и зануда, эта размазня, эта...
- Достаточно, - прервал я его.
Он изобразил на лице улыбку.
- Прошу прощения. Все время забываю, что мы говорим о вашей возлюбленной. Кстати, уже 8.16. Нервничаете?
Я пожал плечами.
- Держимся до конца, ну-ну, - сказал он и закурил новую сигарету. - Вас, вероятно, удивляет, что при всей моей нелюбви к Марсии я почему-то не хочу отпустить ее на...
- Нет, не удивляет.
На его лицо набежала тень.
- Не удивляет, потому что вы махровый эгоист, собственник и сукин сын. Только у вас не отнимают ничего вашего. Даже если это вам больше не нужно.
Он побагровел, потом вдруг засмеялся.
- Один ноль в вашу пользу, мистер Норрис. Лихо это вы.
Я снова пожал плечами.
- Хочу предложить вам пари, - посерьезнел он. - Выиграете - получаете деньги, женщину и свободу. Ну а проиграете - распрощаетесь с жизнью.
Я взглянул на настенные часы. Это получилось непроизвольно. Часы показывали 8.19.
Согласен, - сказал я. А что мне оставалось? По крайней мере, выиграю несколько минут. Вдруг придумаю, как выбраться отсюда - с деньгами или без.
Кресснер снял трубку телефона и набрал номер.
- Тони? Этап второй. Да.
Он положил трубку на рычаг.
- Этап второй - это как понимать? - спросил я.
- Через пятнадцать минут я позвоню Тони, он заберет... некий сомнительный груз из багажника вашей машины и подгонит машину к подъезду. Если я не перезвоню, он свяжутся с полицией.
- Страхуетесь?
- Войдите в мое положение, мистер Норрис. На ковре лежит двадцать тысяч долларов. В этом городе убивают и за двадцать центов.
- В чем заключается спор?
Лицо Кресснера исказила страдальческая гримаса.
- Пари, мистер Норрис, пари. Спорит всякая шушера. Джентльмены заключают пари.
- Как вам будет угодно.
- Отлично. Вы, я заметил, посматривали на мой балкон.
- Нет ветрозащитного экрана.
- Верно. Я велел его снять сегодня утром. Итак, мое предложение: вы проходите по карнизу, огибающему это здание на уровне нашего этажа. В случае успеха срываете банк.
- Вы сумасшедший.
- Отчего же. За десять лет, что я живу здесь, я предлагал это пари шести разным людям. Трое из них, как и вы, были профессиональными спортсменами - популярный защитник, который больше славился блестящими выступлениями в телерекламе, чем своей бледной игрой, бейсболист, а также довольно известный жокей с баснословными заработками и не менее баснословными алиментами. Остальные трое - попроще. Разные профессии, но два общих момента - денежные затруднения и неплохие физические данные. - Он в задумчивости затянулся и, выпустив дым, продолжал: - Пять раз мое предложение с ходу отвергали. И лишь однажды приняли. Условия - двадцать тысяч против шести месяцев тюрьмы. Я выиграл. Тот человек глянул вниз с моего балкона и чуть не потерял сознание. - На губах Кресснера появилась брезгливая улыбка. - Внизу - сказал он, - все кажется таким крошечным. Это его сломало.
- Почему вы считаете, что...
Он остановил меня жестом, выражавшим досаду.
- Давайте без этой тягомотины, мистер Норрис. Вы согласитесь, потому что у вас нет выбора. На одной чаше сорок лет в Сан-Квентине, на другой - свобода. И в качестве легкой приправы - деньги и моя жена. Я человек щедрый.
- Где гарантия, что вы не устроите мне ловушку? Что я пройду по карнизу, а вы тем временем не позвоните Тони?
Он вздохнул.
- У вас мания преследования, мистер Норрис. Я не люблю свою жену. Моя многосложная натура страдает от ее присутствия. Двадцать тысяч долларов для меня не деньги. Я каждую неделю отстегиваю в четыре раза больше своим людям в полиции. А что касается пари... - Глаза у него заблестели. - На такое дело никаких денег не жалко.
Я раздумывал, он не торопил с ответом - хороший товар не нуждается в рекламе. Кто я для него? Средней руки игрок, которого в тридцать шесть могли попросить из клуба, если бы не Марсия, нажавшая на кое-какие пружины. Кроме тенниса, я ничего не умею, да и не так-то просто куда-нибудь устроиться, даже сторожем, когда у тебя за плечами судимость. И дело-то пустяковое, так, детские шалости, но поди объясни это любому боссу.
Ничего не скажешь, смешная история: по уши влюбился в Марсию Кресснер, а она в меня. Называется, разок сыграли утром в теннис. Везет вам, Стэн Норрис. Тридцать шесть лет жил себе Стэн Норрис холостяком в свое удовольствие и на тебе - втрескался в жену короля подпольного мира.
Этот старый кот, развалившийся в шезлонге и дымящий дорогой турецкой сигаретой, надо думать, многое разнюхал. Если не все. Я могу принять его пари и даже выиграть - и все равно останусь с носом; а откажусь - через пару часов буду в тюряге. И на свет божий выйду уже в новом тысячелетии.
- Один вопрос, - сказал я.
- Я вас слушаю, мистер Норрис.
- Ответьте, глядя мне в глаза: вы не имеете обыкновения жульничать?
Он посмотрел мне в глаза.
- Я никогда не жульничаю, мистер Норрис, - сказал он с тихим достоинством.
- О'кэй.
А что мне оставалось?
Он просиял и сразу поднялся.
- Вот это разговор! Вот это я понимаю! Давайте подойдем к балконной двери, мистер Норрис.
Мы подошли. У него был вид человека, который сотни раз рисовал себе эту картину в своем воображении и сейчас, когда она стала реальностью, наслаждался ею в полной мере.
- Ширина карниза двенадцать сантиметров, - произнес он мечтательно. - Я измерял. Да, я сам стоял на нем - разумеется, держась за перила. Видите чугунное ограждение - когда вы опуститесь на руках, оно вам окажется по грудь. Ограждение кончится - держаться, сами понимаете, будет не за что. Придется двигаться на ощупь, стараясь не терять равновесия.
Вдруг мой взгляд приковал один предмет за оконным стеклом... я почувствовал, как у меня стынет в жилах кровь. Это был анемометр, или ветромер. Небоскреб находится рядом с озером, а квартира Кресснера - под крышей небоскреба, открытой всем ветрам, поскольку все соседние здания были ниже. Этот ветер вопьется в тело ледяными иглами. Столбик анемометра показывал десять метров в секунду, но при первом же сильном порыве столбик подскочит до двадцати пяти, прежде чем опустится до прежней отметки.
- Я вижу, вас заинтересовал ветромер, - обрадовался Кресснер. - Вообще-то здесь дует еще не так сильно, преобладающий ветер - с противоположной стороны. И вечер сегодня довольно тихий. В это время тут иногда такой ветрище поднимается, все восемьдесят пять будет... чувствуешь, как тебя покачивает. Точно на корабле. А сейчас, можно сказать, штиль, да и тепло не по сезону, видите?
Следуя за его пальцем, я разглядел световое табло на небоскребе слева, где размещался банк. Семь градусов тепла. На таком ветру ощущения будут как при нуле.
- У вас есть что-нибудь теплое? - спросил я. На мне был легкий пиджак.
- Боюсь, что нет. - Электронное табло на здании банка переключилось на время: 8.32. - Вы бы поторопились, мистер Норрис, а то я должен дать команду, что мы приступаем к третьему этапу нашего плана. Тони мальчик хороший, но ему не всегда хватает выдержки. Вы понимаете, о чем я?
Я понимал. Уж куда понятнее.
Я подумал о Марсии, о том, что мы с ней вырвемся из щупальцев Кресснера, имея при себе приличные деньги для начала, и, толкнув раздвижную стеклянную дверь, шагнул на балкон. Было холодно и влажно; дул ветер, и волосы залепляли глаза.
- Желаю вам приятно провести вечер, - раздался за спиной голос Кресснера, но мне уже было не до него. Я подошел к перилам, вниз я не смотрел. Пока. Я начал глубоко вдыхать воздух.
Это не какое-нибудь там специальное упражнение, а что-то вроде самогипноза. С каждым выдохом голова очищается от посторонних мыслей, и вот ты уже думаешь лишь об одном - о предстоящей игре. Вдох-выдох - и я забыл о пачках банкнот. Вдох-выдох - и я забыл о Кресснере. С Марсией оказалось потруднее - она стояла у меня перед глазами и просила не делать глупостей, не играть с Кресснером по его правилам, потому что даже если он не жульничает, он, как всегда, наверняка подстраховался. Я ее не слушал. Не до этого мне было. Это не то пари, когда в случае проигрыша ты идешь покупать несколько кружек пива под аккомпанемент дружеских шуточек; тут тебя будут долго собирать в совок от одного угла Дикман-стрит до другого.
Когда я посчитал, что уже достаточно владею собой, я глянул вниз.
Отвесная стена небоскреба напоминала гладкую поверхность меловой скалы. Машины на стоянке походили на миниатюрные модели, какие можно купить в сувенирном киоске. Сновавшие взад-вперед автомобили превратились в лучики света. Если отсюда навернуться, успеешь не только осознать, что с тобой происходит, но и увидеть, как стремительно надвигается на тебя земля и ветер раздувает одежду. И еще хватит времени на долгий, долгий крик. А когда наконец грохнешься об асфальт, раздастся такой звук, будто раскололся перезрелый арбуз.
Неудивительно, что у того типа очко сыграло. Правда, ему грозили какие-то шесть месяцев. Передо мной же разворачивалась перспектива в мрачную клеточку и без Марсии, шутка сказать, на сорок лет.
Мой взгляд упал на карниз. Двенадцать сантиметров... а на вид им больше пяти никак не дашь. Хорошо еще, что здание сравнительно новое - по крайней мере карниз не рухнет.
Может быть.
Я перелез через перила и осторожно опустился на руках, пока не почувствовал под собой карниз. Каблуки висели в воздухе. Пол балкона приходился мне на уровне груди, сквозь ажурную решетку просматривалась шикарная квартира Кресснера. Сам он стоял по ту сторону порога с дымящейся сигаретой в зубах и следил за каждым моим движением, как какой-нибудь ученый за поведением подопытной морской свинки после только что сделанной инъекции.
- Звоните, - сказал я, держась за решетку.
- Что?
- Звоните Тони. Иначе я не двинусь с места.
Он отошел от двери - вот она, гостиная, такая теплая, уютная и безопасная - и поднял трубку. И что? Из-за этого ветра я все равно ничего не мог расслышать. Он положил трубку и снова появился в дверях.
- Исполнено, мистер Норрис.
- Так-то оно лучше.
- Счастливого пути, мистер Норрис. До скорого свидания... если оно состоится.
А теперь к делу. Я позволил себе в последний раз подумать о Марсии, о ее светло-каштановых волосах, и больших серых глазах, и изящной фигурке, а затем как бы отключился. И вниз я больше не смотрел. А то лишний раз заглянешь в эту бездну, и руки-ноги отнимутся. Или перестоишь и замерзнешь, а тогда можно просто оступиться или даже сознание потерять от страха. Сейчас главное - мысленно видеть карниз. Сейчас все внимание на одно - шажок правой, шажок левой.
Я двинулся вправо, держась, пока возможно, за решетку. Мне придется, это ясно, предельно напрячь сухожилия ног, которые я развил теннисом. С учетом того, что пятки у меня свисают с карниза, на носки выпадет двойная нагрузка.
Я добрался до конца балкона - ну и как теперь заставить себя оторваться от спасительных перил. Я заставлял. Двенадцать сантиметров - это же будь здоров какая ширина! Да если б до земли было не сто двадцать метров, а сантиметров тридцать, ты бы обежал по карнизу это здание за каких-нибудь четыре минуты, урезонивал я себя. Вот и считай, что так оно и есть.
Легко сказать. Если упадешь с тридцатисантиметровой высоты, то чертыхнешься и попробуешь еще раз. Здесь второго случая не представится.
Я сделал шажок правой ногой, подтянул левую... и отпустил перила. Я распластал руки по стене, прижимаясь ладонями к шершавой каменной поверхности, я оглаживал ее. Я был готов ее поцеловать.
Порыв ветра заставил меня покачнуться; воротник пиджака хлестнул по лицу. Сердце подпрыгнуло и застряло где-то в горле, где и оставалось, пока стихия не успокоилась. Если ветер ударит как следует, меня снесет к чертовой матери с этого насеста. А ведь на противоположной стороне ветер будет посильнее.
Я повернул голову влево, прижимаясь щекой к стене. Кресснер наблюдал за мной, перегнувшись через перила.
- Отдыхаете в свое удовольствие? - поинтересовался он дружелюбным тоном.
На нем было пальто из верблюжьей шерсти.
- Вы, кажется, сказали, что у вас нет ничего теплого, - заметил я.
- Соврал, - спокойно отреагировал он. - Частенько, знаете, приходится врать.
- Как это понимать?
- А никак... никак это не надо понимать. А может быть и надо. Нервишки-то шалят, а, мистер Норрис? Не советую вам долго задерживаться на месте. Лодыжки устают. А стоит им расслабиться... - Он вынул из кармана яблоко, откусил от него и выбросил в темноту. Долго ничего не было слышно. И вдруг раздался едва слышный омерзительный шлепок. Кресснер хохотнул.
Он совершенно выбил меня из колеи, и сразу же паника вонзила в мозг свои стальные когти. Волна ужаса готова была захлестнуть меня. Я отвернулся от Кресснера и начал делать глубокие вдохи, пытаясь сбросить с себя парализующий страх. Световое табло на здании банка показывало 8.46, и рядом - ДЕЛАЙТИ ВАШИ ВКЛАДЫ НА ВЗАИМОВЫГОДНЫХ УСЛОВИЯХ!
Когда на табло зажглись цифры 8.49, самообладание, кажется, снова ко мне вернулось. По всей видимости, Кресснер решил, что я примерз к стене, потому что едва я начал переставлять ноги, держа путь к углу здания, как сзади послышались издевательские аплодисменты.
Давал себя знать холод. Ветер, пройдясь по озерной глади, словно по точильному камню, превратился в немыслимо острую косу, которая своим увлажненным лезвием полосовала мою кожу. На спине пузырился худосочный пиджак. Стараясь не замечать холода, я медленно продвигался, не отрывая подошв от карниза. Если и можно преодолеть этот путь, то только так - медленно, со всеми предосторожностями. Поспешность губительна.
Когда я добрался до угла, банковские часы показывали 8.52. Задача казалась мне вполне выполнимой - карниз опоясывал здание четким прямоугольником - вот только, если верить правой руке, за углом меня подстерегал встречный ветер. Один неверный наклон, и я отправлюсь в долгий полет.
Я все ждал, что ветер поутихнет, однако ничуть не бывало - не иначе как он находился в сговоре с Кресснером. Своей невидимой пятерней он хлестал меня наотмашь, давал тычки, забирался под одежду. Особенно сильный порыв ветра заставил меня покачнуться. Так можно простоять до бесконечности, подумал я.
Улучив момент, когда стихия немного унялась, я завел правую ногу за угол и, держась за стены обеими руками, совершил поворот. Сразу два воздушных потока обрушились на меня с разных сторон, выбивая из равновесия. Ну вот Кресснер и выиграл пари, подумал я обреченно. Но мне удалось продвинуться еще на шаг и вжаться в стену; только после этого я выдохнул, чувствуя, как пересохло горло.
Тут-то и раздался над самым моим ухом оглушительный хлопок.
Я дернулся всем телом и едва устоял на ногах. Руки, потеряв опору, описывали в воздухе невообразимые зигзаги. Садани я со всего маху по стене, скорее всего это бы меня погубило. Но вот прошла целая вечность - закон равновесия позволил мне снова прижаться к стене, вместо того чтобы отправить меня в полет протяженностью в сорок три этажа.
Мое судорожное дыхание напоминало сдавленный свист. В ногах появилась предательская слабость, мышцы гудели как высоковольтные провода. Никогда еще я не чувствовал столь остро, что я смертен. Старуха с косой уже, казалось, готова была пробормотать у меня за спиной отходную.
Я вывернул шею и увидел примерно в метре над собой Кресснера, который высунулся из окна спальни. Он улыбался. В правой руке он держал новогоднюю хлопушку.
- Проверка на устойчивость, - сказал он.
Я не стал тратить силы на диалог. Да и не перекричать бы мне эти завывания. Сердце колотилось бешено. Я незаметно продвинулся метра на полтора - на случай, если ему придет в голову высунуться по пояс и дружески похлопать меня по плечу. Затем я остановился, закрыл глаза и подышал полной грудью, пока не пришел в норму.
Эта сторона здания была короче. Справа от меня возвышались самые большие небоскребы Нью-Йорка. Слева подо мной темным пятном лежало озеро, по которому перемещались отдельные светлые штрихи. В ушах стоял вой и стоны.
Встречный ветер на втором повороте оказался менее коварным, и я обогнул угол без особых хлопот. И тут меня кто-то укусил.
Я дернулся, судорожно глотая воздух. Страх потерять равновесие вынудил меня прижаться к стене. Вновь кто-то укусил меня. Не укусил, нет... клюнул. Я опустил взгляд.
На карнизе стоял голубь и смотрел на меня блестящими ненавидящими глазами.
Мы, жители городов, привыкли к голубям, как привыкли к таксистам, которые не могут разменять вам десятидолларовую бумажку. Городские голуби тяжелы на подъем и уступают дорогу крайне неохотно, считая облюбованные ими тротуары своей собственностью. Их визитные карточки мы частенько обнаруживаем на капотах наших машин. Но что нам за дело! Да, порой они нас раздражают, но владения-то все равно наши, а эти пернатые - чужаки.
Здесь были его владения, я ощущал свою беспомощность, и он, похоже, это понимал. Он опять клюнул меня в перетруженную лодыжку, и всю правую ногу тотчас пронзила боль.
- Убирайся, - прорычал я. - Убирайся прочь.
В ответ он снова клюнул. Он, очевидно, давал мне понять, что я вторгся на его территорию. И действительно, карниз был помечен птичьим пометом, старым и свежим.
Вдруг тихий писк.
Я как мог задрал голову, и в ту же секунду сверху обрушился клюв. Я чуть не отпрянул. Я мог стать первым ньюйоркцем, погибшим по вине птицы божьей. Это была голубка, защищавшая своих птенцов. Гнездо помещалось под самой крышей. Мне повезло, при всем желании мамаша не могла дотянуться до моего темечка.
Зато ее супруг так меня клюнул, что пошла кровь. Я это почувствовал. Я двинулся вперед в надежде спугнуть голубя. Пустой номер. Эти голуби ничего не боятся - городские, во всяком случае. Если при виде грузовика они с ленцой ковыляют прочь, то какую угрозу может представлять для них человек, застрявший на карнизе под самой крышей небоскреба?
Я продвигался черепашьим шагом, голубь же пятился, глядя мне в лицо блестящими глазками, - опускал он их только для того, чтобы вонзить в мою лодыжку свой острый клюв. Боль становилась нестерпимой: еще бы, эта птица сейчас терзала живое мясо... если бы она его ела, я бы тоже не удивился.
Я отпихнул его правой ногой. Рассчитывать на большее не приходилось. Голубь встрепенулся и снова перешел в атаку. Что до меня, то я чуть не сорвался вниз.
Один, второй, третий удар клювом. Новый порыв ветра заставил меня балансировать на грани падения; я цеплялся подушечками пальцев за каменную стену, с которой успел сродниться, я прижимался к ней щекой, с трудом переводя дыхание.
Думай Кресснер хоть десять лет, вряд ли он придумал бы страшнее пытку. Ну, клюнули тебя разок, велика беда. Ну, еще раза два клюнули - тоже терпимо. Но эта чертова птица клюнула меня, наверно, раз шестьдесят, пока я добрался до чугунной решетки с противоположной стороны здания.
Добраться до нее было все равно, что до райских врат. Пальцы мои любовно обвились вокруг холодных концов ограждения - ничто, казалось, не заставит их оторваться.
Удар клювом.
Голубь смотрел на меня, если можно в данном случае так выразиться, сверху вниз, в его блестящих глазках читалась уверенность в моей беспомощности и собственной безнаказанности. Так смотрел Кресснер, выставляя меня на балкон.
Вцепившись ненадежней в чугунное ограждение, я изловчился и наддал голубю что было мочи. Вот уж бальзам на раны - он заквохтал, точно курица, и с шумом поднялся в воздух. Несколько сизых перьев упало на карниз, другие плавными кругами пошли на снижение, постепенно исчезая в темноте.
Я перелез, едва живой, через ограждение и рухнул на балкон. Я обливался потом, несмотря на холод. Не знаю, сколько я пролежал, собираясь с силами. Световое табло на здании банка осталось по ту сторону, я же был без часов.
Боясь, как бы не свело мышцы, я сел и осторожно спустил носок. Искромсанная правая лодыжка кровоточила, а впрочем, ничего серьезного. Как бы то ни было, при первой же возможности ранку надо обработать. Эти голуби могут быть разносчиками любой заразы. Я подумал, не перевязать ли мне ногу, но потом раздумал. Еще, не дай бог, наступлю на повязку. Успеется. Скоро ты сможешь купить бинтов на двадцать тысяч долларов.
Я поднялся и с тоской посмотрел на темные окна квартирылюкс по эту сторону здания. Голо, пусто, безжизненно. На балконной двери плотный ветрозащитный экран. Наверно, я мог бы влезть в квартиру, но это значило бы проиграть пари. А ставка была больше, чем деньги.
Хватит оттягивать неизбежное. Я снова перелез через перила и ступил на карниз. Голубь, не досчитавшийся нескольких перьев, смерил меня убийственным взглядом; он стоял над гнездом своей подруги, там, где карниз был украшен пометом особенно щедро. Навряд ли он станет досаждать мне, видя, что я удаляюсь.
Удаляюсь - красиво сказано; оторваться от этого балкона оказалось потруднее, чем от балкона Кресснера. Разумом я понимал, что никуда не денешься, надо, но тело и особенно ступни криком кричали, что покидать такую надежную пристань - это безумие. И все же я ее покинул - я шел на зов Марсии, взывавшей ко мне из темноты.
Я добрался до следующего угла, обогнул его и медленно, не отрывая подошв от карниза, двинулся вдоль короткой стены. Сейчас, когда цель была уже близка, я испытал почти непреодолимое желание ускорить шаг, побыстрее покончить с этим. Но это означало верную смерть, и я заставил себя не торопиться.
На четвертом повороте встречный ветер чуть меня не опрокинул, и если я все-таки сумел обогнуть угол, то скорее за счет везения, нежели сноровки. Прижавшись к стене, я перевел дух. И вдруг понял: моя возьмет, я выиграю пари. Руки у меня превратились в свежемороженые обрубки, лодыжки (особенно правая, истерзанная голубем) огнем горели, пот застилал глаза, но я понял - моя возьмет. Вот он, гостеприимный желтый свет, льющийся из квартиры Кресснера. Вдали, подобно транспаранту "С возвращением в родные края!", горело табло на здании банка: 10.48. А казалось, я прожил целую жизнь на этом карнизе шириной в двенадцать сантиметров.
И пусть только Кресснер попробует сжульничать. Желание побыстрей дойти пропало. Я даже позволил себе помедлить. На банковских часах было 11.09, когда моя правая, а затем и левая рука легли на чугунные перила балкона. Я подтянулся, перевалил через ограждение, с невыразимым облегчением рухнул на пол... и ощутил виском стальной холодок - дуло пистолета.
Я поднял глаза и увидел головореза с такой рожей, что, будь на моем месте часы Биг Бена, они бы остановились как вкопанные. Головорез ухмылялся.
- Отлично! - послышался изнутри голос Кресснера. - Мистер Норрис, вы заслужили аплодисменты! - Каковые и последовали. - Давайте его сюда, Тони.
Тони рывком поднял меня и так резко поставил, что мои ослабевшие ноги подогнулись. Я успел привалиться к косяку.
У камина Кресснер потягивал бренди из бокала величиной с небольшой аквариум. Пачки банкнот были уложены обратно в пакет, по-прежнему стоявший посреди рыжего с подпалинами ковра.
Я поймал свое отражение в зеркале напротив. Волосы всклокочены, лицо бледное, щеки горят. Глаза как у безумца.
Все это я увидел мельком, потому что в следующую секунду я уже летел через всю комнату. Я упал, опрокинув на себя шезлонг, и вырубился.
Когда голова моя немного прояснилась, я приподнялся и выдавил из себя:
- Грязное жулье. Вы все заранее рассчитали.
- Да, рассчитал. - Кресснер аккуратно поставил бокал на камин. - Но я не жульничаю, мистер Норрис. Ей-богу, не жульничаю. Просто я как-то совершенно не привык падать лапками кверху. А Тони здесь только для того, чтобы вы не сделали чего-нибудь... этакого. - С довольным смешком он слегка надавил себе пальцами на кадык. Посмотреть на него, и сразу ясно: уж он-то привык падать на лапки. Вылитый кот, не успевший снять с морды перья канарейки. Мне стало страшно - страшнее, чем на карнизе, - и я заставил себя встать.
- Вы что-то подстроили, - сказал я, подбирая слова. - Что-то такое подстроили.
- Вовсе нет. Багажник вашей машины очищен от героина. Саму машину подогнали к подъезду. Вот деньги. Берите их - и вы свободны.
- О'кэй, - сказал я.
Все это время Тони стоял у балконной двери - его лицо вызывало в памяти жутковатую маску, оставшуюся от дня всех святых. Пистолет 45-го калибра был у него в руке. Я подошел, взял пакет и нетвердыми шагами направился к выходу, ожидая в любую секунду выстрела в спину. Но когда я открыл дверь, я вдруг понял, как тогда на карнизе после четвертого поворота: моя возьмет.
Лениво-насмешливый голос Кресснера остановил меня на пороге:
- Уж не думаете ли вы всерьез, что кто-то мог клюнуть на этот дешевый трюк с туалетом?
Я так и застыл с пакетом в руке, потом медленно повернулся.
- Что это значит?
- Я сказал, что никогда не жульничаю, и это правда. Вы, мистер Норрис, выиграли три вещи: деньги, свободу и мою жену. Первые две вы, будем считать, получили. За третьей вы можете заехать в окружной морг.
Я оцепенел, я таращился на него, не в силах вымолвить ни слова, как будто меня оглушили невидимым молотком.
- Не думали же вы всерьез, что я вот так возьму и отдам ее вам? - произнес он сочувственно. - Как можно. Деньги - да. Свободу - да. Марсию - нет. Но, как видите, никакого жульничества. Когда вы ее похороните...
Нет, я его не тронул. Пока. Это было впереди. Я шел прямо на Тони, взиравшего на меня с праздным любопытством, и тут Кресснер сказал скучным голосом:
- Можешь его застрелить.
Я швырнул пакет с деньгами. Удар получился сильным, и пришелся он точно в руку, державшую пистолет. Я ведь, когда двигался по карнизу, не напрягал кисти, а они у теннисистов развиты отменно. Пуля угодила в ковер, и на какой-то миг я оказался хозяином положения.
Самым выразительным в облике Тони была его страхолюдная рожа. Я вырвал у него пистолет и хрястнул рукоятью по переносице. Он с выдохом осел.
Кресснер был уже в дверях, когда я выстрелил поверх его плеча.
- Стоять, или я уложу вас на месте.
Долго раздумывать он не стал, а когда обернулся, улыбочка пресыщенного туриста успела несколько поблекнуть. Еще больше она поблекла, стоило ему увидеть распростертого на полу Тони, который захлебывался собственной кровью.
- Она жива, - поспешно сказал Кресснер. - Это я так, для красного словца, - добавил он с жалкой, заискивающей улыбкой.
- Совсем уже меня за идиота держите? - выжал я из себя. Голос стал какой-то бесцветный, мертвый. Оно и неудивительно. Марсия была моей жизнью, а этот мясник разделал ее, как какую-нибудь тушу.
Дрожащий палец Кресснера показывал на пачки банкнот, валявшиеся в ногах у Тони.
- Это, - давился он, - это не деньги. Я дам вам сто... пятьсот тысяч. Миллион, - а? Миллион в швейцарском банке? Или, если хотите...
- Предлагаю вам спор, - произнес я медленно, с расстановкой.
Он перевел взгляд с пистолета на мое лицо.
- С-с...
- Спор, - повторил я. - Не пари. Самый что ни на есть обычный спор. Готов поспорить, что вы не обогнете это здание по карнизу.
Он побелел как полотно. Сейчас, подумал я, хлопнется в обморок.
- Вы... - просипел он.
- Вот мои условия, - сказал я все тем же мертвым голосом. - Сумеете пройти - вы свободны. Ну как?
- Нет, - просипел он. Глаза у него стали круглые.
- О'кэй. - Я наставил на него пистолет.
- Нет! - воскликнул он, умоляюще простирая руки. - Нет! Не надо! Я... хорошо. - Он облизнул губы.
Я сделал ему знак пистолетом, и он направился впереди меня к балкону.
- Вы дрожите, - сказал я. - Это осложняет вам жизнь.
- Два миллиона. - Казалось, он так и будет теперь сипеть. - Два миллиона чистыми.
- Нет, - сказал я. - Ни два, ни десять. Но если сумеете пройти, я вас отпущу. Можете не сомневаться.
Спустя минуту он стоял на карнизе. Он был ниже меня ростом - из-за перил выглядывали только его глаза, в которых были страх и мольба, да еще побелевшие пальцы, вцепившиеся в балконную решетку, точно в тюремную.
- Ради бога, - просипел он. - Все что угодно.
- Напрасно вы теряете время, - сказал я. - Лодыжки быстро устают.
Но он так и не двинулся с места, пока я не приставил к его лбу пистолет. Тогда он застонал и начал ощупью перемещаться вправо. Я взглянул на банковские часы - 11.29.
Не верилось, что он сможет дойти хотя бы до первого поворота. Он все больше стоял без движения, а если двигался, то как-то дергано, с раскачкой. Полы его халата развевались в темноте.
В 12.01, почти сорок минут назад, он завернул за угол. Там его подстерегал встречный ветер. Я напряг слух, ожидая услышать постепенно удаляющийся крик, но так и не услышал. Может, ветер стих. Помнится, идя по карнизу, я подумал о том, что ветер находится с ним в сговоре. А может, ему просто повезло. Может быть, в эту самую минуту он лежит пластом на противоположном балконе, не в силах унять дрожь, и говорит себе: все, шагу отсюда не сделаю!
Хотя вообще-то он должен понимать, что стоит мне проникнуть в соседнюю квартиру и застукать его на балконе, - я пристрелю его как собаку. Кстати, о той стороне здания, интересно, как ему понравился этот голубь?
Не крик ли там послышался? Толком и не разберешь. Возможно, это ветер. Неважно. Световое табло на здании банка показывает 12.44. Еще немного подожду, и надо будет проникнуть в соседнюю квартиру - проверить балкон; а пока что я сижу здесь, на балконе Кресснера, с пистолетом 45-го калибра. Вдруг произойдет невероятное, и он появится из-за последнего поворота в своем развевающемся халате.
Кресснер утверждал, что он никогда не жульничает.
Про меня этого не скажешь.
К О Н Е Ц
www.dominus.ws
Испокон веков люди испытывали потребность в уюте, чувстве защищенности. Для этого в домах ставились металлические двери, на окнах — решетки. Но пришло время — и прятаться от чужих взглядов стало модно за красивыми гардинами на изящных карнизах...
Когда-то шторы крепили без каких-либо изысков, при помощи обычных деревянных жердей. Затем их сменили кованые штанги. Когда человек научился продевать подшитый край ткани сквозь штангу, карнизы стали украшать наконечниками: резными деревянными либо кованными, в виде растений или животных.
Вплоть до ХVII века оконные проемы в помещениях были довольно малы, а в эпоху барокко они приобрели внушительные размеры. Стали больше и карнизы, а также появились пышные ламбрекены с оригинальной фактурой.
В эпоху классицизма были распространены геральдические и военные мотивы. В этот же период появились резные деревянные ламбрекены.
В конце ХIХ века, с ростом популярности стиля модерн, карнизы приобрели асимметричную форму.
Конструктивизм принес с собой лаконичные геометрические формы, прагматизм и функциональность, эстетическая составляющая получила второстепенное значение. В современных конструктивистских интерьерах используются обычно металлические карнизы для штор, чаще всего — круглые.
Вместе с тем, существует практически неограниченное множество вариаций наконечников и фактурных труб, а также цветовой гаммы.
Именно наконечники стали одной из ключевых составляющих системы карнизов. Их делают из металла, дерева, пластика, стекла или применяют сочетание нескольких материалов. В результате имеем и абстрактные, причудливые формы, и вполне традиционные шишки, спирали и наконечники стрел.
История показала: необходимо выбирать в пользу практичности или в пользу оригинального дизайна, а можно и совмещать две составляющие, но в этом случае сделать правильный выбор не так-то просто.
Хороший карниз должен обеспечивать плавное движение штор либо портьер. В то же время, он может более или менее удачно вписываться в общий интерьер, гармонировать с другими деталями.
Вернутся к статьям
www.dda.ru